Глава 48
Вочеловечение
Христос вочеловечися, плоти приобщився ми (плотью соединясь со мной), и вся, елика суть естества, хотением исполни (все, что свойственно естеству, добровольно испытал), кроме греха, подобие тебе, о душе, и образ предпоказуя Своего снисхождения.
Вочеловечение Христа Сына Божия есть в высшей степени поразительное и трогательное дело снисхождения Его к нам.
Тот, Который есть Бог по естеству, одно из лиц Святой Троицы, единосущный Отцу и Святому Духу, делается человеком, воспринимает естество человеческое по телу и душе, соединяется с этим естеством не нравственно, не благодатью, но вводит его в личное единение со Своей Божеской Ипостасью.
Тот, Который не ограничивается пространством и Своим вездеприсутствием наполняет вселенную, избирает для Своего обитания нашу землю, едва приметную точку в ряду бесчисленных миров, и на ней вселяется в утробу Девы, заимствует от Нее нашу плоть и кровь и, став сродным нам по плоти и крови, входит в теснейшее общение с нами, обращается с нами, как обыкновенный человек с человеком.
Тот, Который яко Бог, будучи вседовольным, всесовершенным, источником и подателем всякого блага тварям, умаляет Себя до меры человеческого естества не только в том отношении, что приемлет его на Себя, но и в том, что испытывает все свойственное этому естеству, кроме греха, проходит через человеческие возрасты, – младенческий, отроческий, юношеский и мужской, подчиняется законам естественного развития даже по духовным силам, постепенно наполняясь премудростью и разумом, – алчет, жаждет, утомляется, ощущает страдания и скорби, обливается потом и слезами, подвергается мукам и смерти. И все это Он испытывает добровольно.
Как Всемогущий, Он мог бы избежать всего, что свойственно нашей тварной и немощной природе, мог бы чудесным образом так устроить земную Свою жизнь, что не знал бы ни трудов, ни утомления, ни нужд, ни скорбей, мог бы не умирать. Но Он добровольно вместе с естеством человеческим принял немощи его, добровольно подвергся страданиям и позорной смерти, добровольно прошел путь беспримерного самоуничижения. Для чего потребно было такое самоуничижение? Для того, чтобы этим подвигом умилостивить правосудие Божие, избавить нас от гнева Божия, который мы заслужили нашими винами пред Богом, преступив в лице наших прародителей Его заповедь и умножая нашу виновность пред Ним личными грехами, личным противлением Его святой воле.
Никому из нас не миновать бы вечной погибели, если бы не явился ходатаем за нас Сын Божий, если бы Он на одного Себя не принял ответственности за наши вины, и если бы для сего Он, будучи Богом, не умалил Себя, не принял образ раба, не сделался подобным нам человеком, если бы не смирил Себя, быв послушлив до смерти, и смерти крестной (см.: Флп. 2, 7‑8). Сия жертва самоуничижения и самоотвержения совершенно достаточна была для умилостивления Бога, ибо принесена была за нас не простым и не грешным человеком, но Богочеловеком, Богом и вместе человеком безгрешным.
Чем воздадим нашему Искупителю, явившему столь спасительное для нас снисхождение? Чем иным, как не заботами о том, чтобы в нашей жизни отражался образ и подобие Его снисхождения к нам? В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе (Флп. 2, 5), – говорит Апостол, указуя на Его смирение и послушание до смерти Крестной. Какими же именно чувствованиями и расположениями мы должны одушевляться, взирая на образ снисхождения Христова? Это объясняет Апостол, сказав перед приведенным изречением: Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя. Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других (Флп. 2, 3‑4). Это значит, что как Христос из любви к людям для спасения их принял самое уничиженное состояние, так и мы, следуя примеру Его, не должны ставить высоко самих себя перед ближними, какими бы преимуществами физическими, житейскими и духовными ни отличались от них. Мы должны помнить, что эти преимущества слишком ничтожны в сравнении с Божеской Славой, которую наш Спаситель сокрыл под рабским образом для нашего спасения, и что они суть дар милости Божией; – дарами же Божиими грешно превозноситься, за них должно только благодарить Бога и употреблять их во славу Божию.
Пример Христа, послужившего в рабском образе нашему спасению, располагает нас также к услужливости в отношении к ближним и к уважению их. Если Он пришел не за тем, чтобы служили Ему, но чтобы послужить, то и мы нашу славу и честь должны поставлять в том, чтобы быть слугами их (см.: Мф. 20; 26–28): служит друг другу, каждый тем даром, какой получил, как добрые домостроители многоразличной благодати Божией (1 Пет. 4, 10).
Если Он, Святейший Святых, не возгнушался нами, нечистыми и грешными, не брезгал обществом отверженных людьми грешников, обращался с ними приветливо и снисходительно, – то мы ли можем презирать наших ближних, свысока смотреть на братьев наших, уничиженных по внешнему положению, скудных духовными достоинствами, погрязших в пороках? Не презрения, а участия и сострадания они заслуживают от тех, которые превосходят их положением и личными достоинствами. Если любовь Христа к людям простиралась до самоотвержения, то и мы должны любить ближних и заботиться о их благе до готовности положить за них жизнь свою.
Каждому из нас по природе свойственно самосохранение, самоугождение. Но когда идет дело о благе ближнего, когда ближний нуждается в нашей помощи, то мы должны победить в себе самоугодие. Мы, сильные, – пишет Апостол, – должны сносить немощи бессильных и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему во благо, к назиданию. Ибо и Христос не Себе угождал (Рим. 15, 1‑3).
(651)
